«Я изжил все свои недостатки, но так и не смог исправить мой скверный характер»
Антонио Гауди
Есть люди, горящие желанием стать архитекторами. Есть те, которым удается стать архитекторами. Есть наконец те немногие, что рождены архитекторами. Антонио Гауди – один из этих немногих. Хотя в молодости необычайно скромно оценивал свои способности. На церемонии вручения дипломов в Школе архитектуры он саркастически произнес: «Лоренцо, слышишь, сказали, что я уже архитектор…»
Мы хорошо знакомы с творчеством гения, наперечет знаем все постройки, но что нам известно о нем как о личности? Не о Гауди – гениальном архитекторе, а о Гауди – человеке? Знаем, что был он светловолосым, голубоглазым, носил бороду. В молодости старался быть этаким денди, вращаясь среди людей благородного сословия, хотя, как утверждали недруги, походил, скорее, на ремесленника, одетого в свой лучший выходной костюм, чем на человека из высшего общества. Слыл безбожником и водил дружбу с социалистами. Друзья юности вспоминают о нем как о человеке веселом, любящем хорошую шутку. В зрелые годы – замкнутый, даже угрюмый. Истово верующий, отдавший большую часть своей жизни строительству храма Святого Семейства (Саграда Фамилия). Одевался Гауди в неизменный черный костюм, поношенный до такой степени, что, когда попал под трамвай, окружающие приняли его за бездомного бродягу и отправили в больницу для бедных. Непримиримый националист: «Самый ярый каталонец из всех каталонцев», – так сказал о нем один из близких друзей. Вот, пожалуй, и все…
Он не был расположен писать о самом себе. Большую часть того, что мы знаем, рассказали его немногочисленные друзья и коллеги. Именно они донесли до нас истории из жизни мастера. Друзья вспоминали, что великий архитектор не любил говорить «я» и, где это было возможно, употреблял местоимение «мы». Ему не нравилось позировать перед фотокамерами, поэтому его фотографии большая редкость. Когда очередная знаменитость в сопровождении прессы приезжала посмотреть на строительство храма, Антонио Гауди снимал шляпу в приветственном жесте, одновременно стараясь закрыть ею лицо.
Трудно одним словом определить характер артиста. Его скромность удивительным образом сочеталась с эксцентричностью, что и определило непростые отношения, которые складывались между архитектором и заказчиками.
Дворец и загородный дом Гуэля
Дружба Антонио Гауди с Эусеби Гуэлем вошла в историю. Меценат говорил «Аминь!» абсолютно всем сумасбродным идеям архитектора. Иначе смотрела на это супруга Гуэля, сеньора Лопез. Она плохо представляла себе жизнь в доме под небесным куполом. Именно таким куполом, символизирующим космос, венчал мастер салон построенного для семейства дома в центре Барселоны. Здание потом назвали Дворцом Гуэля. В этих «экстравагантных» условиях семья выдержала всего несколько лет. Зато для Театрального музея, разместившегося здесь через столетие, они подошли как нельзя лучше.
Изрядно постарался Гауди, работая и над загородным домом Гуэля. Большой любитель драконов, на главные входные ворота он поместил фигуру этого чудовища из кованого железа. Угрожающе распахнутая пасть рептилии вряд ли способствовала образу гостеприимного и приветливого жилища, как это предполагалось хозяином. Скорее, она наводила ужас на всех входивших в имение.
Дом Висенс
Гауди, как правило, не считался с мнением заказчика, полагаясь исключительно на свое. Так, например, сеньор Мануэль Висенс, владевший гончарным производством, чистокровный каталонец, заказал Гауди строительство дома в окрестностях Барселоны. Неизвестно из каких соображений архитектор оформил центральный вход в дом, по выражению одного из современников, в «чужеземной» манере: такие входные «врата» уместнее смотрелись бы во дворце восточного султана.
Возникает закономерный вопрос: «Почему заказчики Гауди терпели независимый характер архитектора и позволяли ему любые сумасбродства? Ответ кроется в историческом моменте, сложившемся к концу XIX века. Технический прогресс требовал от тех, кто строил здания, наличия высокого уровня образованности, поэтому вБарселоне в 1871 г. открылась Школа архитектуры. Новые архитекторы стремились во что бы то ни стало выделиться из числа ремесленников, их мечтой было принадлежать к клану избранных. Момент оказался подходящим. «Новые богачи», сколотившие состояния в «Америках» (или, как еще говорили, «Индиях»), и уверенно поднимающая голову буржуазия горели желанием доказать свой жизненный триумф. Наиболее легкой формой удовлетворения этой человеческой слабости была постройка дома, ни в чем не похожего на дом соседа. Заказчики бросились на поиски архитекторов с оригинальным видением, что зачастую не обязательно предполагало хороший вкус. В этих условиях Гауди оказался «в нужное время в нужном месте». Его фантазия била через край, а вера в свои силы доходила до эксцентричности.
Епископский дворец в Асторге
Личное клеймо Гауди оставил даже в религиозных зданиях. Когда монсеньора Хуана Грау родом из Реуса (что неподалеку от родных мест архитектора) назначили епископом в Асторгу (Кастилья), он предложил своему земляку построить Епископский дворец. После скоропостижной смерти епископа викарий и каноники как можно быстрее постарались сделать все возможное, чтобы «творение каталонцев» было свернуто. Строительство закончилось много лет спустя. Несмотря на это, архитектор добился-таки своего: если смотреть издалека, Епископский дворец очень уж смахивает на средневековый замок, что явно не предполагалось ни епископом, ни тем более остальными священниками из Асторги.
Башня Бельесгуард
Современники не раз отмечали, что вскользь брошенная Гауди фраза приводила порой к неожиданным последствиям. Вот что произошло, например, с Башней Бельесгуард.
В 1900 г. вдова Фигерас купила средневековый замок (вернее, то, что от него осталось) так называемый «Дворец Мартина Гуманиста». История замка была легендарной: в начале XV века здесь состоялась пышная королевская свадьба. Король Мартин Гуманист (ставший последним в череде каталонских графов-королей) женился на Маргарите де Прадес. Новая хозяйка «дворца» – вдова Фигерас – поручила Гауди возродить замок из руин. Возможно, она не имела в виду ничего особенного, ей всего лишь нужно было удобное жилище. Архитектор, большой поклонник истории своей страны, желая воссоздать славное прошлое объекта, выстроил подобие средневекового замка с башней (какой же замок без башни?). Все было бы ничего, но вот башня… По мнению хозяйки, она оказалась чрезвычайно высокой. Мало того, что такая деталь уже вышла из моды, в нее к тому же могла ударить молния! Нужен громоотвод! Гауди только посмеялся, услышав об этой просьбе, он никогда не слышал о случаях попадания молнии в этом районе. «Не стоит искушать Провидение, господа!» Однако испуганная хозяйка настаивала, и громоотвод был поставлен. И что бы вы думали, не прошло и нескольких дней, как над этим самым районом разразилась невиданная буря и молния ударила точь-в-точь в башню.
Дом Батло
На Пасео де Грасия промышленник Жозеп Батло владел многоквартирным домом, реконструкцию которого поручил Гауди. Если его главной целью было получить нечто единственное в своем роде, то ему не на что жаловаться… На первый взгляд дом напоминает жилище эльфов. В поисках объяснения непривычного вида здания барселонцы окрестили его «домом из костей», так как колонны и другие архитектурные элементы фасада напоминали им большие и малые берцовые кости, позвонки, ключицы и черепа. Все вместе представляло собой довольно странную картину, однако Батло оплачивал одну за другой дорогостоящие выдумки архитектора, причем последний полностью игнорировал все практические замечания и пожелания, которые время от времени ему делали хозяева дома.
Жозеп Батло не обладал сильным характером, но супругу взял из семейства Годо, а с ними шутки были плохи. В процессе реконструкции хозяйка дома часто навещала постройку. И чем дальше, тем больше разочарований это ей приносило. В частности, она поняла, что овальные формы внутренних помещений не позволят поместить рояль дочери в музыкальный салон. Она несколько раз довольно тактично высказала архитектору свои сомнения.Гауди попросту не обращал на них внимания. Наконец строительство завершилось. Так и есть: рояль в комнату не помещался. Забыв о хороших манерах, хозяйка в резкой форме высказала все, что думала, о своенравном архитекторе. В ответ на гневную тираду Антонио Гауди невозмутимо заявил: «Сударыня, не помещается рояль? Так купите вашей дочери скрипку!»
Еще одну свою идею собирался воплотить Гауди в этой постройке. Архитектор спланировал различную форму для стульев в салоне хозяйки (он зачастую проектировал мебель для своих построек). Для мужчин предназначались стулья обычной формы, женщинам он предполагал сделать другие, более удобные по его мнению (вы помните, что женские юбки той эпохи были достаточно громоздкими). Однако сеньора Годо, узнав о планах архитектора, буквально взвилась от негодования. Ответ был быстрым и категоричным. Ну уж нет, в ее салоне она командовать никому не позволит. В итоге все стулья оказались обычной традиционной формы.
Любовь в Матаро
Если мужчины-заказчики, как правило, с воодушевлением относились к идеям архитектора, то с их женами Гауди явно не находил общего языка. Не сложились его отношения с женским полом и в личной жизни.
Гауди едва исполнилось 22 года, он еще не получил диплома архитектора, когда началась его дружба с первым в Испании рабочим кооперативом. Там в Матаро он познакомился с той, что стала его большой любовью: Хосефой Мореу, или попросту Пепетой (так звали ее в семье), – воспитательницей детского сада и учительницей французского языка того же кооператива.
Хосефа Мореу на фото (портет, в парке и с двумя дочерьми)
Хосефа была несколькими годами моложе Антонио. Высокая, с тонкими чертами лица, с волосами золотистого цвета, она не только отличалась внешней красотой. Тонкие манеры сочетались удивительным образом со свободным образом мыслей, смелыми идеями и отчаянными поступками. Пепета часто появлялась на пляже, что в то время считалось совершенным бесстыдством, несмотря на то, что купальный костюм был верхом целомудрия и доходил до колен.
Она играла на пианино, пела, интересовалась политикой. Через своего брата была связана с социалистами. Такая девушка не могла не привлечь внимания Гауди. Долгое время влюбленный не отваживался признаться в своих чувствах. Когда наконец решился, Хосефа была уже помолвлена с другим. Трудно сказать, как сложились бы отношения человека с таким своеобразным характером, как у Гауди, с девушкой, которая на тот момент уже имела непростой жизненный опыт. По воспоминаниям ее брата, совсем юной Пепета страстно влюбилась. Обладая характером решительным и независимым, она, забыв о приличиях, сбежала из дома с любовником. Жуан Палау оказался пьяницей и игроком, он нередко поколачивал свою юную подругу, пока не оставил ее без гроша в одном из портов Северной Африки, где занимался торговлей. Пепета как могла в течение трех месяцев выживала в обществе моряков, преступников, проституток и контрабандистов, зарабатывая игрой на пианино в одном из портовых кабаков. Преодолев стыд, она обратилась наконец за помощью к отцу, благодаря чему и смогла вернуться на родину.
Антонио Гауди, с тех пор как начал зарабатывать приличные деньги, носил хорошо сшитые костюмы и курил сигары. Он был видным молодым человеком: крепким, среднего роста, с римским профилем (такой можно увидеть в музеях Каталонии). Однако тонкие городские манеры ухаживания за женщиной, способность вращаться в обществе: садиться, складывать платок или салфетку – все это не было присуще внуку крестьянина. Если даже с мужчинами он был необщительным и постоянно смущался, что уж говорить о женщинах…
Гауди великолепно справлялся с глиной, камнем, стеклом, деревом и железом, однако совершенно терялся, когда надо было взяться за вилку и нож. Его бедная мать, верная почитательница Девы Марии, воспитывала своих детей в простой крестьянской манере, обучая их правильно молиться и ничему более.
«Даже если моя сестра Пепета и восхищалась гениальностью Гауди, то как мужчина тот ее не привлекал, в обыденной жизни он не слишком следил за собой», – писал брат девушки в своих воспоминаниях.
Для любого, не настолько замкнутого человека, как Антонио Гауди, результат был бы достаточно предсказуем: Хозефа Мореу ему отказала.
Как сложилась дальнейшая жизнь этой необычной женщины? Ее второй брак также был неудачным. Опять оставшись одна, она открыла в Барселоне элегантный бутик по продаже женских шляпок, который быстро вошел в моду. Ее третье замужество увенчалось успехом: мужчина, ставший отцом ее четырех детей от предыдущего брака, оказался человеком воспитанным, обладавшим к тому же большим чувством юмора.
Что же Гауди? Впоследствии волею судьбы ему часто приходилось встречаться с предметом своей неразделенной любви, так как жили они на одной и той же улице в Барселоне. Когда архитектор переселился в парк Гуэль, Хосефа нередко навещала семью доктора Триаса, жившую в другой парковой постройке. Похоже, чтоГауди так и не смог забыть боли от нанесенной ему в молодости травмы. Друзья рассказывали, что, узнав о грядущем визите, он старался не приближаться к дому своих соседей.
Ла Педрера
В трех минутах ходьбы от дома Батльо другой промышленник под именем Пере Мила владел скромным домиком с садом. Дом этот был возведен на фундаменте некогда стоявшей здесь часовни, посвященной Деве Марии Росер. Сеньор Мила тоже горел желанием построить нечто необычное. Возможно, он никогда не обратился бы к Гауди, если бы не его жена, Росер Сегимон: красавица родом из тех же мест, что и архитектор. Именно ей пожелалось отдать постройку в руки земляка, о чем впоследствии она не раз пожалела. Супруги Мила отличались экстравагантным характером, но даже они иногда с трудом понимали революционные идеи Гауди.
Дом Мила после постройки
Итак, сеньора Сегимон и ее муж, сеньор Мила, заказали Гауди проект большого жилого дома. Новый дом начал подниматься, принимая крутые изогнутые формы, больше похожий на продукт извержения вулкана в скалистой местности, чем на творение рук человеческих. И вот дом был построен… Людская молва обозвала его «Ла Педрера» («каменоломня», или попросту «каменюка»).
Гауди предполагал завершить здание колосальной статуей Девы Марии, однако семейство Мила категорически воспротивилось этому. Архитектор настаивал: «Не правда ли, – говорил он, – что раньше здесь стояла часовня Девы Марии? Дева Мария должна иметь свое место в этом доме, и это место должно быть видно отовсюду». Поскольку хозяева были однозначно против, Гауди с неохотой повиновался. Статуя так и не была поставлена.
Позволю себе небольшое отступление. Совсем недавно члены общества «Друзья Гауди» начали кампанию по возрождению этой идеи. Они даже предоставили на суд общественности макет статуи. «Если храм Саграда Фамилия продолжает строиться и после смерти Гауди, – говорят они, – почему бы не завершить наконец и эту постройку так, как ее видел архитектор? По словам Гауди, именно эта статуя придает смысл зданию». Нынешнему владельцу дома – банку Ла Кайша (la Caixa) – эта идея не пришлась по вкусу. Но кто знает, быть может, банкиры в конце концов сдадутся под напором «Друзей Гауди» и через несколько лет туристы, вновь посетив Барселону, увидят Ла Педреру, увенчанную грандиозной (4,5 м) статуей Девы Марии с младенцем на руках? Макет статуи изготовил японский скульптор Этсуро Сотоо. Несколько лет назад он посетил Барселону и был покорен творениями Антонио Гауди. Предложив свои услуги в строительстве храма Саграда Фамилия, он стал автором нескольких скульптурных групп фасада Страстей.
Он был не единственным поклонником каталонского зодчего. Архитектура гения оказалась близка жителям Страны Восходящего солнца. Другому «влюбленному в Гауди» японскому архитектору Тойо Ито властиБарселоны позволили осуществить реконструкцию фасада отеля, расположенного почти напротив Ла Педреры. На иннагурации архитектор заявил, что ни в коей мере не собирается соревноваться с гениальным мастером. Созданный японцем фасад, по его словам, выражает динамизм и струение морских волн и перекликается с обликом Ла Педреры. Жители Барселоны и ее гости сами могут решить, насколько эта идея удалась.
Но вернемся к отношениям между Гауди и заказчиками – семейством Мила. Крышу здания архитектор украсил необычного вида дымоходами, больше похожими на рыцарей в странных шлемах, чем на обычные дымовые трубы. Одну из них Гауди приказал облицевать осколками зеленого бутылочного стекла, так же предполагал оформить и все остальные. Но тут вмешалась хозяйка дома: ей пришелся не по вкусу столь дешевый отделочный материал, он явно не соответствовал общественному статусу супругов. Так и осталась стоять в гордом одиночестве эта труба, переливаясь на солнце бутылочными осколками.
Последняя из размолвок хозяев с архитектором произошла, когда Гауди предъявил счет за сверхурочные работы. Супруги Мила наотрез отказались заплатить итоговую сумму, она показалась им чересчур высокой.Гауди обратился в суд, и решение было вынесено в его пользу. Хозяева вынуждены были взять ипотеку под вновь построенный дом, чтобы заплатить архитектору. Гауди, чрезвычайно обрадованный своей победой, отдал деньги одному из женских монастырей.
У него возникали проблемы не только с заказчиками, но и с городскими властями. Не желая отступить от своего проекта ни на шаг, Гауди одной из колонн дома Мила занял часть тротуара на Пасео де Грасия. Проводивший инспекцию член муниципального совета увидел нарушение. Он тут же заявил ответственному за строительство, что колонну надо немедленно убрать с тротуара. Услышав новость, возмущенный архитектор выпалил: «Хорошо, я срежу колонну, а на срезе напишу, что сделано это было тогда-то, по приказу того-то». Больше инспектор к этому разговору не возвращался.
Когда здание поднялось во всей своей красе, чиновники городской мэрии с изумлением поняли, что размеры его превысили дозволенные пределы на 3000 куб. м. В срочном порядке издали приказ: чердачные помещения дома снести, в противном случае сеньору Мила грозит штраф в 100 000 песет. Когда страсти утихли, барселонскиевласти, поразмыслив, вынесли удивительное по своему великодушию решение: поскольку дом Мила представляет собой «творение художественного значения», то обычные нормы к нему не применимы. Честь и слава дальновидности барселонских чиновников!
Не все в то время обладали способностью воспринимать подобное новаторство. Рассказывали, например, что французский министр Жорж Клеменс во время короткого пребывания в Барселоне, увидев Ла Педреру, заявил, что больше не намерен возвращаться в город, власти которого позволяют строительство в нем таких чудовищных сооружений. Сам Гауди остался очень доволен исходом дела, он даже попросил сделать для него выписку из документа.
Несмотря на высокую оценку своих трудов, Антонио Гауди устал прислуживать буржуазии. Все мысли мастера были заняты собором Святого Семейства. С каждым проходящим годом заметно затухал его интерес ко всему земному. Один из газетчиков того времени писал: «Гауди – элегантный сеньор из высшего общества, который в начале строительства храма отдавал указания, не выходя из машины, мало помалу стал набожным и начал вести строгую, почти монашескую жизнь».
Современники поговаривали, что Бог был единственным существом, с которым Гауди прекрасно ладил.
